Номинировал Сергей Шикарев: Идея, довлеющая над одним из персонажей романа, совершенно фантастична по своей природе. Сторсменчелы – сторонники смены человечества – убеждены, что прежние люди (иначе говоря – мы) должны уступить место людям новой породы. Этим новолюдам предстоит спасти планету от губительного воздействия Homo sapiens и построить иную цивилизацию – получше нынешней.
«Железный пар», новый роман питерского прозаика Павла Крусанова, устроен нарочито проще иных его произведений – и по сюжету, и по стилю. Да и приметы другой реальности, описания которой некогда составили автору славу главного писателя русского магического реализма, на сей раз остаются в тени – как сущности подразумеваемые, но не обязательные.
Одна из сюжетных линий романа описывает мечтания о смене человечества книжника Руслана, перемежаемые экскурсами в ремесло книжной реставрации, вторая – путешествие по Таджикистану его младшего брата.
Двоятся не только персонажи и повествование, но и сама книга, который предстает перед читателем интригующей смесью трактата и тревелога. И вот что любопытно, освобожденный от диктата лихого сюжета и необходимости читателя развлекать, роман напоминает о том, что неотъемлемой частью хорошей фантастики является размышление.
И «Железный пар» – роман размышляющий. О современном обществе и цивилизационных различиях, об имперских инстинктах и о «солнечных русских» – странствующих с надеждой, возвращающихся с благодарностью.
Что же до исхода дела сторсменчелов, то он остаётся неясен. Финал открыт; и человечеству, быть может, повезёт.
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
цитата
Крусанов, конечно, мастер. Реставрация старинных книг, путешествие в Таджикистан — об этом просто здорово. Но… сюжетная связка (история двух братьев), склеивающая реставрацию старинных книг и путешествие в Таджикистан, сама по себе не захватывает. Сверхценные идеи (термин, наверно, неточный, я не специалист) больного Грошева меня мало впечатляют. Чем закончится его платоническая любовь к незнакомке в окне — слишком предсказуемо. Эпилог — в кабинете «гаранта конституции» — как будто из другой книги гораздо более слабого сочинителя.
Валерий Иванченко:
цитата
Повесть Крусанова рассказывает о сложных отношениях двух братьев. Один имеет историческое образование и прозябает на зарплату продавца букинистического магазина. Другой из-за травмы головы образования не получил, но освоил хорошо оплачиваемое ремесло реставратора и переплётчика книг. Оба брата в разной степени блаженны. Букинист грезит о «солнечном русском», переплётчик написал трактат о переустройстве человечества и необходимости его замены усовершенствованными людьми. Трактат он рассылает сильным мира сего, но тот почему-то не действует, и вскоре приходит понимание, почему. Чтобы книга была прочтена и возымела своё действие, в переплёт её следует добавить особые вещества из горящих угольных копей в горах Средней Азии. Поэтому брат-букинист снаряжён в экспедицию и отправляется, присоединившись к друзьям из Новосибирска, в предгорья Тянь-Шаня. Записки туриста составляют половину «Железного пара». Другая половина – дневник брата-домоседа, перемежаемый фрагментами старинных руководств переплётного дела. Пишет Крусанов как всегда отлично, временами белым стихом. Читать в его исполнении можно даже переложения служебных инструкций.
Больше сказать о «Железном паре» почти что и нечего (к фантастике там относится лишь коротенький эпилог). Важно только отметить, что фамилия братьев – Грошевы, и её стоит запомнить. Такую же фамилию носит главный герой другого номинированного в этом году произведения, куда более интересного, чем прекрасная повесть Крусанова, но имеющего с ней перекличку не только однофамильцами.
Очень странный роман. Написанный странным стилем — то наивно-лаконичном, то пародийно-патетическим, с попытками ритмизиции. Это почти верлибр. Кажется еще немного — и роман превратится в написанную белым стихом поэму. При этом он наполовину состоит из не имеющих прямого отношения к сюжету, хотя и небезынтересных вставок: тут и заметки о путешествии по Таджикистану, и секреты переплетного мастерства, и даже цитаты из ученых книг. И при этом роман политически ангажирован. Этакая мифопоэтическая производная от отечественной публицистики. Крусанов — не сторонник и не противник империи, он эстетически привержен имперскости как красивому стихийному бедствию. В общем, при всей своей политической актуальности, этот роман — просто красивая словесная игра, стилизация.
И еще какая игра!
Бывают странные сближения. В 1930-х годах Борис Пильняк создает роман «Двойники», большая часть текста которого — не имеющие прямого отношения к сюжету и написанные еще до романа очерки о Таджикистане. Главные герои романа — братья-близнецы. У Крусанова — тоже половина романа — очерки о Таджикистане, и главные герои — близнецы. Зная склонность Крусанова к литературным реминисценциям, можно предположить, что это сходство не случайно.
Галина Юзефович:
цитата
Муторная, тягучая и тяжеловесная история двух братьев – книжника и странника. Похоже, автор никак не мог решить, что же он пишет – философский трактат, травелог или все же настоящий роман в духе «Элементарных частиц» Мишеля Уэльбека, и в результате замер где-то на равном удалении от всех трех точек, то есть буквально in the middle of nowhere. Таджикские сцены местами очень хороши, но все же определенно это не та книга, которую станешь читать для удовольствия или, допустим, советовать друзьям.
Отзывы на другие произведения, номинированные на "Новые горизонты" см. на официальном сайте премии.
Так уж исторически сложилось, что о книгах Павла Крусанова (как и Виктора Пелевина, Ольги Славниковой, Дмитрия Быкова и проч.) я пишу в основном для журнала "Мир фантастики". По одной простой причине: читатели, которые и так следят за "текущим литературным процессом", мимо новых книг Крусанова точно не пройдут. После "Укуса ангела" его сочинения, даже не самые удачные, стабильно входят в корпус "обязательного чтения", маст рид. А вот расширить кругозор любителей фантастики в меру скромных сил, я считаю, дело святое. Не одними баронами и драконами живет наша "нереалистическая проза". И слава богу, что так...
Желтый Зверь, пробудившийся посреди сибирской тайги, не помнит своего прошлого, не знает, как и ради чего явился в этот мир. Его ведут инстинкты — но убивает он удивительно легко, упиваясь ужасом и отчаянием жертв. Зверь способен летать и становиться невидимым, извергать лед и пламя, против него бессильна и магия, и оружие, придуманное людьми. Никто не в силах остановить его победную поступь — разве что кроме тихих петербургских мистиков из «белой стаи»...
Писателей, которым тесно в рамках реалистической повествовательной традиции, можно условно разделить на два лагеря: конструкторов и наблюдателей. Конструкторы создают волшебные вселенные, населяют их фантастическими существами, измышляют небывалые конфликты и коллизии... Наблюдатели, напротив, внимательно изучают наш мир, пытаются докопаться до потаенной сути вещей, видят великое в малом, чудесное в обыденном. Пожалуй, это посложнее, чем выдувать радужные пузыри иллюзий: пойди-ка преодолей инерцию мышления, отыщи нужный ракурс, подбери правильные, единственно возможные слова... Как говорит один из героев этого романа: «предмет — дело десятое. В каждой твари чудес хватает, трем самосвалам не вывезти. Главное — взглянуть верно. Под нужным углом». Именно таковы корни любого магического реализма — что латиноамериканского, что балканского, что нашего, санкт-петербургского.
Павел Крусанов, прославившийся на рубеже тысячелетий романом «Укус ангела», безусловно, принадлежит к лукавому племени наблюдателей — так же, как Виктор Пелевин или, скажем, Евгений Лукин. Только в его словах куда меньше едкого сарказма и больше смирения. Крусанов смотрит на нашу жизнь через магическое стекло, удивительным образом преломляющее знакомую реальность. При взгляде сквозь эту чудесную призму чиновники и телеведущие обращаются в духов, участковые — в урядников, Российская Федерация — в кочевую Российскую империю. Ну а невинные «петербургские фундаменталисты», писатели и философы, полюбившие собираться под сводами арт-галереи «Борей», становятся могущественной и отважной «белой стаей». То ли сектой, то ли тайным орденом во главе с неукротимым Князем и просвещенным мистиком Брахманом. Читатель, знакомый с акциями «петербургских фундаменталистов» не по наслышке, без труда опознает прототипы: портреты, разумеется, получились слегка шаржированными, но четкими и выразительными. О своих друзьях и коллегах автор отзывается с некоторой иронией, но и не без сдержанной гордости. Стержень мировоззрения «белой стаи» — здоровый консерватизм. В данном случае это понятие лишено негативной окраски, скорее наоборот. Суть консерватизма по Павлу Крусанову, — не борьба с новым, а вечное противостояние размывающему действию времени, постоянное творческое пересоздание мира. Цель, что ни говори, большая и достойная, особенно если веришь в свои силы. Но однажды в степенную жизнь «стаи», полную созидательного труда и простых радостей, вторгается Желтый Зверь, грозящий взорвать устоявшийся миропорядок. Хтоническое чудовище, появление которого предсказал еще сын Мишеля Настродамуса, начинает свое кровавое шествие с Алтая, от границ империи. Против него одинаково бессильны медвежьи клыки и охотничьи карабины, армейские звуковые гаубицы и магические пассы. Это не просто невиданная тварь, разящая своих жертв льдом и пламенем. Желтый Зверь — то ли ангел, отпавший от Господнего престола, то ли демон, извращенным способом взыскующий искупления, то ли высший судья, явившийся воздать каждому от имени идеала. Его истинное происхождение так и остается загадкой, несмотря на все попытки Брахмана проникнуть в эту тайну. В любом случае, его пришествие знаменует окончательный конец времен. На физическом, посюстороннем плане Зверь провоцирует войну между Россией и Китаем, которая неминуемо перерастет во всепланетную бойню. На метафизическом — пробуждает разъедающее сомнение и страх в слабых сердцах. Мир, и так необратимо разбитый на осколки, начинает рассыпаться с угрожающей скоростью. И «белая стая», почти по Киплингу, принимает этот вызов, заручившись поддержкой «петербургского могущества» (подробнее см. в книге А.Секацкого «Моги и их могущества»)...
«Ворон белый» — очередная эсхатологическая притча Павла Крусанова о конце света. Об Апокалипсисе, который нельзя остановить, потому что он начался много столетий назад, — но можно отсрочить ценой самоотречения и самопожертвования. Портит книгу только одно — предсказуемость: тема грядущего Рагнарёка много лет не дает покоя автору, так или иначе проявляясь в каждом его романе.
С царем в голове
Павел Крусанов. Царь головы: Рассказы. — М.: АСТ, 2014. — 320 с. — Тир. 2000. — ISBN 978-5-17-083588-1.
Павел Крусанов не любит, когда его называют фантастом. Однако перескакивая из тела в тело, воспаряя душой к небесам, одолевая бесов и правящих нашим миром мертвецов, герои рассказов из которых составлен этот сборник в очередной раз доказывают, что проза петербургского автора имеет отдаленное отношение к реалистической повествовательной традиции.
Павел Васильевич Крусанов — писатель с размеренным дыханием стайера-романиста. Он медленно запрягает и так же неторопливо едет, с тяжеловесным изяществом, словно шмель вокруг цветка, выделывает замысловатые пируэты вокруг каждой мало-мальски значимой детали — в рамках рассказа ему тесно, не хватает воздуха, пространства, чтоб развернуться во всю ширь. Сборник «Царь головы» книга для него нехарактерная. Под этой обложкой впервые собраны новеллы, прежде рассыпанные по страницам толстых литературных журналов («Октябрь», «Сибирские огни») и тематических антологий («Петербург Нуар», «Русские дети», «Русские женщины»). Их хватило, чтобы наполнить два раздела: «О необычайном», где собрана, осторожно выражаясь, «нереалистическая» малая проза, и более традиционный «Узорник». Хотя на самом деле определить, где в творчестве Павла Васильевича лежит граница между фантазией и реальностью, «актуализированной метафорой» и зарисовкой с натуры — задачка нетривиальная.
Как взрослый писатель, пишущий для взрослого, не инфантильного читателя, Крусанов не то чтобы жертвует остротой сюжета и увлекательностью фабулы, но расставляет приоритеты иначе, чем принято в жанровой беллетристике. Событийный ряд всегда остается у него фоном для философских, онтологических обобщений. При этом лидер «петербургских фундаменталистов» занимает особое место и среди представителей современного отечественного «мейнстрима», стоит в стороне от бурного и пенистого русла «основного потока». Крусанова интересует не столько вечный конфликт между Законом и Справедливостью (одна из главных, становых тем европейской, в том числе классической русской литературы), сколько поиск внутреннего баланса, душевной гармонии, своего места в глобальной иерархии мировых сил, что характерно скорее для восточных культур. Мы живем в аду, под властью мертвецов, и этого не изменишь: любой бунт только умножает скорби, повышает градус хаоса. Единственное, что подлежит точной настройке и отладке — наш внутренний камертон, как в рассказе «Царь головы». Позиция скорее буддиста или даоса, чем человека, принадлежащего к иудео-христианской традиции с ее понятиями греха и искупления. Герои рассказов наперебой призывают не отделять ангельское начало от звериного, не бороться с природой, а напротив — открыться ей, раствориться, почувствовать себя ее частью. Правда, заканчивается такие эксперименты, как правило, трагедией или в крайнем случае печальным анекдотом. Благостный герой рассказа «Собака кусает дождь» (вылитый егерь Кузьмич из «Особенностей национальной охоты») держит своего беса в банке из-под огурцов. Бывший менеджер среднего звена из новеллы «По телам» в определенном смысле повторяет путь персонажа «Обмена разумов» Роберта Шекли, и в итоге оказывается навечно заточен в теле вороны. В «Мешке света» скромный кондитер добывает артефакт, который раскрывает самые сильные стороны души — и становится виртуозным вором, хотя ничто вроде бы не предвещало подобной развязки. И так далее, и тому подобное.
Несмотря на «почвенические» мотивы и призывы к опрощению, в чем-чем, а в бесхитростности, безыскусности, естественности, в природной простоте стиля Павла Крусанова никак не упрекнешь. Вся его проза — череда перетекающих друг в друга сравнений и метафор («сердце ворочается, как жук-бронзовка в кулаке», «мысль — штука летучая: не схватил — упорхнула», «бессилие ненависти жгло его таким огнем, что на вахтере можно было бы сушить белье после стирки, не пыхай он сквозь поры зловредными миазмами»), калейдоскоп визуальных образов, ярких, как обточенные волной камушки на мелководье. Хитро сделано, с подвывертом. В этом плане Павел Васильевич Крусанов «близок к земле» примерно в той же степени, что и Владимир Владимирович Набоков. Впрочем, в «Царе головы» причудливых завитушек и арабесок поменьше, чем в более крупных текстах писателя. Здесь автор предлагает нам сыграть в другую игру. Попробуйте-ка разобрать, где Павел Васильевич серьезен, как идол острова Пасхи, а где с суровым видом вешает лапшу на уши жаждущему откровений читателю — как Сергей Курехин в легендарной мистификации «Ленин-гриб».
Говорят, все познается в сравнении. Так вот, по сравнению с другими сочинениями Павла Крусанова сборник «Царь головы» — книга простая, насквозь понятная. Самое то для неподготовленного читателя, еще не знакомого ни с «Американской дыркой», ни с «Бом-бомом», ни с «Укусом ангела».